Ледяной круг [= Львиный Зев] - Ольга Игоревна Елисеева

Из-за туч вышла мертвенно бледная луна, заливая все тусклым светом, струившимся точно из-под воды.

— Вот лик склоняется над нами, — провозгласил Бард-о-Ват, — и требует приношений. Пойдемте же и принесем ему чистые дары с вершины священного дерева. Ибо в этом году омела расцвела во второй раз, летом. Чудо! Великое чудо предвещает нам торжество!

Ряды собравшихся заколебались. Два младших друида в зеленых одеждах до пят вывели в центр каменного круга огромного белого быка, двое других тащили упиравшуюся и брыкавшуюся на каждом шагу девушку. Она выделялась среди уродливых коренастых фейров ростом и белизной кожи. Ее тело молочно светилось в густой темноте. Жертва что-то выкрикивала и пыталась вырваться из цепких рук своих мучителей.

— Женщина, не оскорбляй божество словами, лишенными смысла, — с презрением обратился к ней главный жрец. Он принял из рук своих помощников золотую чашу и насильно прижал ее край к перекошенным губам девушки.

Пленница запрокинула голову, но державший ее друид поймал несчастную за волосы и силой наклонил вперед.

— Пей, животное, ибо с этого момента твоя жизнь обретает смысл, — провозгласил Бард-о-Ват.

Тем временим еще двое друидов поднесли такую же чашу быку. Скотина сделала несколько глотков и тоже заартачилась, но, видимо, этого было довольно. Хаген видел, как тело девушки на глазах обмякло, она больше не отбивалась руками и ногами, а несколько раз как-то странно изогнулась и впала в полузабытье. То же произошло и с быком. По его белой шкуре волной пробежала дрожь, он замычал, мотнул рогами и покорно склонил голову.

С тихим, ласкающим душу пением друиды, выступившие из-за спины Бард-о-Вата, посадили девушку верхом на быка, надели ей на голову венок из дубовых листьев и таким же венком украсили рога животного. Верховный маг поднял свою великолепную золотую трость, и процессия двинулась вперед по направлению к дубовой роще.

В полном безмолвии волны фейров медленно катились вслед за Бард-о-Ватом. Безбородые юноши в зеленых хламидах дружно ударяли пальцами по неправдоподобно тонким струнам арф, натянутым между воловьими рогами. Звук, который они извлекали, трудно было назвать музыкой. Он завораживал душу своей ледяной глубиной. Хаген пригляделся и с ужасом понял, что струнами на арфах служат человеческие волосы — такие же белые и длинные, как у пленной девушки. Жесткая курчавая шерсть, покрывавшая головы фейров, не годилась для такого дела.

Гнев накатил на короля. Он был дома, в своей стране, и ничем не мог помочь пленнице, слабо покачивавшейся на спине быка.

Процессия вошла в лес и остановилась на просторной поляне у подножия громадного дуба. Священные плети омелы свешивались с него чуть не до самой земли. Бряцанье арф смолкло. Маги подвели быка к самым корням дерева. Повинуясь их тычкам и оплеухам, животное подогнуло ноги и грузно опустилось на землю. Девушка продолжала сидеть на его спине в полном оцепенении.

Бард-о-Ват подошел к ним со священным серповидным ножом и аккуратно сделал глубокие надрезы на конечностях жертв. Ни пленница, ни животное не издали ни единого звука. Казалось, они вообще не чувствуют, что с ними происходит. Когда кровь густым темным потоком хлынула на траву, фейры издали торжествующий крик, смолкший по движению руки верховного жреца.

С ловкостью, неожиданной в столь почтенном старце, Бард-о-Ват стал взбираться на дерево. Достигнув толстой ветки, с которой свешивались плети омелы, верховный друид высоко поднял ущербный серп своего ножа. Лунный свет коснулся зубчатого лезвия и заплясал на нем. Плети омелы, словно колосья во время жатвы, ложились на сгиб левой руки жреца — Принесите пелены, — крикнул верховный друид, и несколько юношей в зеленых одеждах подошли к дубу с белыми широкими полотнищами в руках.

В торжественном молчании, под звуки священных арф младшие из посвященных растянули ткань, как подол гигантского савана, и Бард-о-Ват, склонившись с мощной дубовой ветви, осторожно разжал руки. Пучки омелы дождем посыпались вниз.

— Рожденное, как и мы, вне земли, не должно быть осквернено прикосновением к праху под ногами! — провозгласил маг. — Омела сохраняет в себе слабые удары сердца вселенной, из глубины которой она была принесена в этот жалчайший из миров! Посланная в утешение нам, таким же странникам, священная ветвь не может быть опущена на землю. Поднимите ее выше голов ваших и несите к костру.

Бард-о-Ват уже стоял внизу, поддерживаемый под руки жрецами. Процессия двинулась в обратный путь. Двое молодых друидов вели впереди шествия белого быка, оставлявшего за собой на траве широкий красный след. Двое других удерживали на спине животного всадницу, готовую упасть на землю.

Костер посреди каменного кольца уже разгорелся. Яркие сполохи пламени отбрасывали багровый свет на прямоугольные черные монолиты. Было слышно, как время от времени с треском лопаются дубовые сучья в огне и злобно гудит воздух.

У подножия алтаря друиды остановили быка, сняли с него едва живую от потери крови девушку и медленно повели ее к огню. Несколько юношей в зеленых плащах закидали костер ветками омелы. Серые плети ненадолго сбили пламя и зачадили едким дымом. На это не успевшее обуглиться ложе старшие жрецы возложили свою жертву, все еще находившуюся в забытьи.

Бард-о-Ват взял из рук подошедшего друида арфу и, мерно ударяя пальцами по струнам, запел священный гимн. Король не понимал ни слова, он с ужасом смотрел, как тонкие ветки омелы постепенно занимаются огнем. Хаген надеялся, что пленница просто задохнется в дыму, так и не придя в сознание. Но когда первые языки пламени коснулись ее ног, несчастная истошно закричала от боли и очнулась.

В тот же миг Бард-о-Ват наклонился над ней, взмахнул своим серповидным ножом и перерезал жертве горло от уха до уха. Кровь густым потоком хлынула в огонь. Неожиданно высокий столб дыма взметнулся к темным беззвездным небесам. Фейры взвыли, колотя тупыми концами копий по земле, а бесчисленные ночные духи взмыли в воздух и мириадами устремились к дыму и крови, через которые истекала жизненная сила жертв.

И тут Хаген вдруг понял, что Бард-о-Ват, первым вдохнувший священного дыма омелы, видит его. Старец неотрывно смотрел на беззащитную голую душу короля, и его удивление сменялось гневом. Хаген не пил и не ел жертвенных приношений, как остальные ночные существа. Владыка Плаймара хотел спрятаться в их толпе, но было уже поздно.

— Братья, среди нас чужой! — Бард-о-Ват вскинул палец с грубым золотым перстнем, и, повинуясь его движению, тысячи бесплотных духов, отяжелевших от священной трапезы, повернули свои головы к беотийцу.

Хаген видел, как их пустые, ничего не выражающие глаза зажглись злобой, маленькие цепкие руки потянулись к призрачному телу короля, тихий, но внятный вой прорезал тишину. Хаген ощущал, как множество отточенных коготков вцепились в серебряную нить и пытаются разорвать ее, причиняя королю неимоверную боль. Ужас охватил беотийца, он ясно представил себе свое бездыханное тело, лежащее с запрокинутой головой в зале дворца Л Лотеаны. Владыка Плаймара страшно закричал и… очнулся. В дверь комнаты отчаянно колотили.